– Шрам? Такой как этот?

– То, о чём я говорю, гораздо глубже. На самом сердце. Навсегда. Так у нас называют любимых, шрам на моём сердце.

Шрамы не стираются с кожи, они лишь белеют со временем. Но есть шрамы, лишь кажущиеся зарубцевавшимися. Стоит лишь прикоснуться к ним – и верхняя оболочка срывается, обнажая глубокие, кровоточащие раны. Сейчас он вновь чувствовал себя так, словно его прибили к кресту и оставили подыхать под палящим солнцем. Попытался сосредоточиться на чём-то другом, занимаясь повседневной рутиной, чтобы руки были постоянно заняты делом, чтобы в монотонный ритм отточенных движений не закрадывались посторонние мысли. А они не хотели отступать – кружили рядом, едва ощутимо касаясь кожи и, щекоча её.

На землю уже опускались густые сумерки, животные, утомлённые за целый день, шумно вздыхали, укладываясь на покой. Большинство из воинов уже спали – кто прямиком на тёплой земле, завернувшись лишь в плащ, кто в небольшой, лёгкой палатке. По лагерю ещё сновали некоторые из «бессмертных». Слышались обрывки разговоров и лёгкий смех: все были в радостном предвкушении скорого возвращения в родные земли.

Инсар пересёк лагерь так быстро, словно летел на спине у самого ветра, хоть и, казалось, что шёл степенно и неторопливо. В самый конец лагеря. У тёплого бока кобылки, прислонившись к ней, спиной сидели двое, о чём-то тихо переговариваясь. Вернее, говорила она, а мальчишка внимательно слушал. Хоть узкоглазый и старался не подавать виду, будто его интересует, о чём она говорит, его выдавали огоньки, полыхающие в тёмных раскосых глазах. Уж слишком жадно косоглазый смотрел на знаки, которые она чертила палкой в пыли. И вдруг она замерла, поднимая глаза, безошибочно угадывая, где он находится. Взгляд синих глаз был странно спокоен: ни страха, ни осуждения. Ни даже тени презрения. А ему хотелось, чтобы там было хотя бы это. Потому что Ризван не солгал: ступни девушки, вытянутые вперёд, были покрыты кровью и пылью.

В памяти мгновенно отпечаталось всё, до мельчайших деталей. И он знал, что увиденное впоследствии будет сжирать его медленно-медленно, растравливая душу и наполняя кровь чёрным ядом. Потому что, поклявшись защищать, он уничтожал, расчётливо и настойчиво. Знал, к каким последствиям приведёт его приказ. Это было жестоко – заставить идти её пешком несколько дней. Её маленькие, нежные ступни не были предназначены для того, чтобы идти по степи, горячим пескам или камням. Ей надлежало ступать ими по мягкому, густому ворсу ковров или опускать их в прозрачные тёплые воды горячих источников.

Мелкая дрожь до самых кончиков её аккуратных пальчиков – а в его голове всплывают картины, как держал эти ступни в своих ладонях, целуя попеременно каждый из пальчиков… Резко мотнул головой, прогоняя прочь видения.

– Встань. И следуй за мной.

Развернулся прежде, чем она попыталась встать, осторожно наступая ногами, и наткнулся на Ризвана, которого безошибочно узнал даже в двуликой маске. Казалось, старый приятель посмеивался над ним, пряча ухмылку за темно-серебристым металлом маски. Препираться с другом времени и желания не было совсем.

Инсар быстрым шагом пересёк лагерь, проклиная самого себя: каждый её шаг отпечатывался внутри него калёным железом. Но он нарочно шёл дальше, не сбавляя темпа и не оборачиваясь, зная, что эта гордячка из чистого упрямства постарается не отставать.

Вид каждой маленькой её ранки терзал его словно невидимый, но жадный зверь, скрёбшийся в грудную клетку. И он распахивал себя как можно шире навстречу гибельным когтям, вспарывающим плоть. Глубже и больнее – пусть сожрёт его целиком, не оставив даже тени.

Зло дёрнул полог палатки, будто она виновата во всех его бедах, и подождал девушку, пропуская вперёд себя.

– Садись, – указал рукой на тугой мешок, лежащий в углу палатки, и вышел, вернувшись через некоторое время с чашей, полной воды.

Он опустился на колени рядом с ней и осторожно погрузил ступни в воду. Мгновенно поплыли по воде красноватые разводы и лишь потом серые. Инсар аккуратно обмыл её ступни. И, стянув через голову рубаху, нарвал длинных лоскутов, которыми обмотал ноги. Движения были собраны, ни одного лишнего жеста, что выдал бы бурю, бушевавшую внутри. Внезапно почувствовал, как на голову легли её пальчики. На мгновение застыли и зарылись в волосы, оглаживая кожу головы, скользнули вниз по щекам. Тонкие пальцы невесомо обрисовывали черты лица и коснулись подбородка снизу, очертили контуры шрама, скрытого бородой.

Инсар застыл без единого движения. Хоть мои пальцы касались лишь головы мужчины, но я чувствовала напряжение, охватившее его целиком. Крупные ладони до сих пор удерживали мои ступни, согревая своим теплом через несколько слоёв намотанной ткани. Кончиком пальца нащупала шрам снизу подбородка.

– Не стоит.

Инсар словно очнулся и отвёл мои руки от своего лица.

– Почему?

– Ты на самом деле не догадываешься или просто у тебя так хорошо изображается получать неведение?

Инсар отошёл вглубь и отвернулся, копаясь в мешке. Мне к ногам шлёпнулась пара сандалий, в которых бы мои ноги утонули.

– Затянешь шнуровку покрепче. И не стоит изображать из себя мученицу.

– Я не изображаю ничего. Но ты видишь только то, что хочешь видеть ты сам.

– Ты всегда ловко играла со словами, Артемия и не только с ними. Верно? Скажи, кем я был для тебя?

– Ты – не был. Ты – есть.

– Прячешься за красивыми словами? Пытаешь выторговать себе жизнь или свободу? Бесполезно…

Я пожала плечами.

– Никогда не умела торговаться, Инсар. Или, в противном случае, не сидела бы здесь, перед тобой, низведённая до рабского состояния.

– Зато у тебя есть множество других преимуществ, не так ли? Красота, острый ум, твёрдый характер… Своевольная, капризная. Ты получала всё, что только не пожелала бы. В том числе и меня.

По лицу Инсара скользнула тень грустной улыбки. И сразу же за этим лицо словно окаменело:

– Ты со всеми своими охранниками вела себя так же, как и со мной? Те двое, которым я оборвал жизни, они были верны тебе?

– Агрий и Азий? Они были лучшими охранниками. После тебя.

Инсар коротко засмеялся, склонив голову набок:

– Ты спала с кем-нибудь из них? Или, может быть, развлекалась сразу с двумя? В Верксале свободные нравы. Когда отпала нужда хранить невинность, можно позволить себе расслабиться. Отвечай!

Инсар навис надо мной, сверля своими глазами. Рука сама поднялась и огрела его по щеке. Инсар сжал мои пальцы, заставив вскрикнуть от боли.

– Что дальше, Инсар? Ударишь? Я думала, что ты не бьёшь женщин.

Он отпустил меня слишком резко, толкнув назад, и тут же поймал, не дав удариться о твёрдую землю. Горячие ладони лежали на талии, опаляя кожу.

– Совсем как когда-то. После двухлетней разлуки из-за моего пребывания в Далмате. Помнишь?